Разговор с националистом. Кому нужна страна казахов?

Мухтар Тайжан считает себя националистом, но при этом выступает против лозунга: «Казахстан для казахов». Он был одним из вдохновителей движения «Несогласные Казахстана», но сейчас категорически против митингов. Может ли национализм быть движущей силой оппозиции и чем он отличается от бытового шовинизма, нам рассказал Мухтар Тайжан.

Его трудно назвать рядовым казахстанцем. Состоятельный, влиятельный, умный. Мухтар Тайжан до этого года предпочитал отдыхать за границей. В этом году он впервые на своем джипе решил проехать по всем регионам Казахстана.

— Наверное, только побывав в Мангыстауской области, я понял, почему Жанаозен случился именно там, а не Южном или в Северном Казахстане. В Мангыстау у людей есть своя история адайцев. В этой истории есть свои герои, святые, пассионарии, драмы. У них это второй Жанаозен, и в мировосприятии этих людей есть всегда сравнение между этими двумя событиями, а не тем, когда лучше жилось. Поэтому именно там я понял, что нет никакого национального единства народа Казахстана.

— А что же тогда есть?

— Есть разность культур и ментальности. Например, в Мангыстау в аулах трудно встретить человека, который говорил бы на русском. А у вас или на Севере наоборот – информация в основном распространяется на русском. Те, кто говорят только на русском языке, — не понимают, говорящих на казахском, не могут читать эту прессу. И с другой стороны, те, кто говорит только по-казахски, ничего не понимают из того, что написано или сказано по-русски. Они находятся в разных информационных полях, идеологически разных. На юге в городах называют улицы именами батыров, исторического прошлого. А в северных городах у нас до сих пор улицы Ленина, Крупской, Кутузова и так далее. Даже ономастически («ономастика» — раздел лингвистики, изучающий названия, собственные имена) это разные города, словно из разных времен…

— И как же можно это единство восстановить?

— Очень просто – восстановить язык. Любая страна, по крайней мере, говорит на одном языке. Во всех странах обязательное требование ко всем гражданам — знать государственный язык. Например, многие этнические немцы в 90-х уехали из Казахстана в Германию. Вы помните, как они усиленно учили немецкий? Почему? Потому что историческая родина четко дала понять, что без знания языка им там рады не будут.

— Но согласись, что Германия выглядит куда привлекательнее Казахстана.

— Да, но ведь и мы принимали оралманов. И они, приехав в Казахстан, часто сталкивались с тем, что здесь они не могли найти работу без знания русского языка. Они-то думали, что в Казахстане все говорят на казахском. И это вина власти, которая не организовала ни системы мотивации, а где-то и принуждения, — как в школах или институтах. А у нас не создано таких условий. Одни говорят по-казахски, другие — по-русски, и эти два мира не пересекаются. И это очень опасно: эти два мира не знают чаяний друг друга.

И я считаю, что наша власть специально удерживает это положение, чтобы пользоваться политикой по принципу «разделяй и властвуй».

— Ну что ж, мы переходим к самой тонкой и волнующей теме: «Мухтар – оппозиционер». В «Фейсбуке» ты написал, что на митинги приходит все меньше людей, и «ради получасового собрания в 200 человек рисковать свободой (а возможно, и жизнью) лучших активистов общества теперь — объективно вред нашему общему будущему». Но если не митинг, что ты предлагаешь взамен?

— Да. Как бы нам ни хотелось обратного, но на митинги протеста выходят все меньше и меньше людей. А оснований для протеста – хоть отбавляй: это и расстрел в Жанаозене, это и рост цен после вступления в Таможенный союз и Единое экономическое пространство, это и кредитная кабала дольщиков, рост тарифов ЖКХ и т.д. Но народ не выходит на митинги протеста. Причина, на мой взгляд, в глубоко укорененной рабской психологии и страхе. Это стало результатом трагической истории ХХ века и закрепляется в последние годы независимости. Мы постоянно теряли пассионарный генофонд. Умных, образованных, независимых сгнобили. Физически выжили те, кто смог приспособиться, где-то конформизмом, где-то унижением, а где-то и трусостью. Тех, кто не был готов к этому – ликвидировали. Мы отвыкли бороться за свои права, за свое достоинство — личное, а потом и общественное. И все это отразилось на сегодняшнем дне: мы отвыкли защищать себя. Нужно работать над тем, чтобы самосознание народа восстановилось быстрее.

— Каким образом?

— Просвещение, объяснение, пропаганда. Да просто-напросто напоминанием того, что должно быть национальное достоинство. Например, в Жанаозене люди вышли на площадь ведь не потому, что им кушать было нечего. А потому что они посчитали, что задето их достоинство.

— Кстати, о национальном достоинстве. Ты позиционируешь себя казахским националистом. Что, неужели казахам так плохо живется в своей стране, что нужно отстаивать их права и интересы?

— Ну конечно. Да, во власти сидят в основном казахи. Но можно ли считать что они действуют в интересах народа, нации? Лично я так не считаю. Я, например, в ходе этой поездки увидел другое. То, что большая часть сельских жителей, это казахи. И в аулах они выживают, а не живут. Государство не обеспечило им достойного уровня жизни. Для них пять тысяч тенге – это большие деньги, деньги на которые семья будет неделю жить. В городах не лучше. Самую черную работу: дворников, на автомойках, на автозаправках, — у нас выполняет именно коренное население. Почему? Потому что казахский язык — это не язык успеха. Нужно знать русский, английский, китайский, чтобы устроиться на хорошую работу, подняться по социальной лестнице. У нас власть сама не говорит на государственном языке. Ни в стране, ни во время встреч с послами, или когда сами выезжают с госвизитами, или когда проводят совещания, — они почти не говорят на государственном языке. У нас ретранслируются российские телеканалы и радиостанции, из пяти с лишним тысяч газет у нас большинство завозится из России. Мы живем в российском информационном пространстве. А это называется «нарушение информационной безопасности». Вот обсуждение этих вопросов я и называю национализмом.

— Ты на самом деле думаешь, что казахам грозит культурное уничтожение?

— Поймите очень простую вещь. Если казахская нация не зацветет в Казахстане, в том числе экономически, — то она больше нигде не зацветет. У немцев есть Германия, у корейцев — Корея, у греков — Греция. У всех наших диаспор — русских, немцев, поляков, армян, азербайджанцев, — у них у всех есть своя историческая родина, свои национальные государства, где расцветает их культура, язык. И экономически расцветает.

А у казахов, кроме Казахстана, второй Родины нет. И это должно быть идеологически национальное казахское государство. Не «Казахстан для казахов», но Казахстан – это страна казахов. Кстати, это прямой перевод названия страны. Это не должно никого обижать, это – мировая практика, большинство стран мира — национальные государства.

И на этой земле все должны жить, делать бизнес, растить детей в мире, достатке, безопасности все без исключения граждане, но языком межнационального общения должен быть государственный казахский язык. Почему мы не можем построить национальное государство правовым, демократическим? С соблюдением прав всех граждан, независимо от национальности? Можем, просто у правящей элиты желания нет.

— Но согласись, что твои идеи трудно назвать привлекательными. Не думаю, что русскоязычной части населения захочется, чтобы их принуждали к изучению языка.

— Конечно, людей нужно мотивировать, стимулировать. Это вопросы госполитики, которые можно было бы решить, было бы желание. Это курсы на работах, возможно, за счет рабочего времени, надбавку к зарплате тем, кто знает язык…

Но власть заинтересована в том, чтобы сохранять эту ненормальную ситуацию и дальше. Для чего? Чтобы извлекать экономические сверхдоходы. Нужно, чтобы Казахстан и дальше оставался колонией. И ментально — прежде всего. Нужно, чтобы народ оставался с забитой рабской психологией, униженный. И тогда на митинги будет ходить не тысячи и не десятки тысяч, а несколько десятков человек. Потому что остальные будут запуганы и будут продолжать жить с рабской психологией. А если народ расправит плечи ментально, то он и спрашивать начнет, а где его богатства?

— Тебя послушать, так совсем жить не захочется. Очень мрачный прогноз. Получается, что в Казахстане никогда не будет светлых времен?

— Сегодня, да. Большая часть населения находится в состоянии страха. Раньше боялись, что придет участковый, гэбэшник, начнутся проблемы на работе. После Жанаозена стали бояться что власть начнет стрелять. И вот пока этот страх объединяет людей. Но страх не может быть вечным. Вечной может быть только справедливость. Она и победит в конце концов.

Лукпан АХМЕДЬЯРОВ

Справка «УН»

Мухтар Тайжан — магистр международных экономических и политических отношений Варшавского университета, кандидат экономических наук, президент просветительского и благотворительного фонда Болатхана Тайжан, в декабре 2011 года снял свою кандидатуру с выборов в Мажилис (нижнюю палату Парламента Республики Казахстан) в знак протеста против расстрела в Жанаозене.