Лукпан АХМЕДЬЯРОВ: «То, как принципиально Астана настаивала на раскрытии преступления, убеждает меня — решение о физической ликвидации принималось на местном уровне»

Ровно год назад в моей жизни случилось то, чего боится каждый главный редактор. Поздний вечер, звонок, и в трубке слабеющий голос Лукпана: «Тамара Алипкалиевна, в меня стреляли…». Я теперь знаю, что это за ощущение – «ватные ноги». И, тем не менее, без тени паники, убедившись, что дежурный на станции «Скорой» знает, к кому именно вызвали помощь в Деркул, я набрала номер нашего фотокорреспондента и, сообщив о покушении на Лукпана, велела брать с собой фото и видеоаппаратуру. Пока он ехал, я отправила сообщение о случившемся в Твиттер. И тут же мне стали звонить журналисты отовсюду – Казахстана, России, Франции… Уже через полчаса после того, как истекающего кровью нашего коллегу занесли в приемный покой облбольницы, на нашем сайте появились шокирующие фотоснимки и видеозапись. Разлетевшиеся немедленно сообщения о покушении на журналиста «Уральской недели» создали по всему миру резонанс такой силы, что властям поневоле пришлось кинуть все силы на раскрытие этого преступления. Это было единственное возможное, что мы, коллеги Лукпана, могли и должны были сделать для него в тот момент. Больше нам не на что было надеяться.

Журналистов «Уральской недели» не запугали – это главное. И вот теперь мы увидим на скамье подсудимых тех, кто участвовал в покушении на убийство Лукпана Ахмедьярова. Но у нас остается вопрос – кто заказчик убийства журналисты «Уральской недели»? Кто главный виновник этого преступления? Ответит ли на все вопросы следствие и суд?
В годовщину второго дня рождения Лукпана мы с ним поговорили на эту тему.

— Лукпан, ты же полностью ознакомился с материалами дела. Как ты оцениваешь итоги расследования?
— Двойственное ощущение. С одной стороны, я впечатлен объемом работы, которое провело следствие. Оказывается, специально для раскрытия этого преступления впервые в Казахстане использовалось оборудование, которое может отследить звонки сотовой связи даже спустя две недели. Это оборудование МВД специально для раскрытия этого преступления арендовало у Украины на десять дней. Благодаря этой технике удалось установить, что сотовый номер одного из нападавших и Асхата Тахамбетова засекался станцией сотовых операторов, которые обслуживают район, в котором я проживаю. Техника, конечно, не может восстановить суть разговоров, но она показывает, сколько раз и когда тот или иной мобильный телефон попадал в зону действия конкретной антенны. Эта же техника зафиксировала, сколько звонков и на какие номера совершались с мобильников подозреваемых, когда они приезжали в мой район. Так следствию удалось установить, что Асхат Тахамбетов и тот, что бил меня ножом, ошивались рядом с моим домом начиная с 4 апреля. Это о позитивных впечатлениях.
Негативное впечатление от того, что следствие уверяет, что не может установить заказчиков.
— А ты как думаешь — действительно не может? Или — не хочет?
— Мне кажется что они, в отличие от меня, точно знают, кто был заказчиком. Просто нет приказа закрывать заказчиков.
— И кто заказчик?
— Я больше чем уверен, что настоящим заказчиком являются люди из акимата области. Если вспомнить, что несколько лет назад в акимате области всерьез обсуждали, как подкинуть мне наркотики, и то, как принципиально Астана настаивает на раскрытии преступления, то я начинаю понимать, что решение о физической ликвидации принималось на местном уровне. Скорее всего, в областном акимате решили убить меня, поручили Муслиму найти исполнителей, что тот и сделал через Тахамбетова.
Но это мое субъективное мнение, не более того.
— Звучало, что исполнителям, а ныне подсудимым, заплатили 10 тысяч долларов. Потом я слышала, что за убийство тебя заплатили дороже.
— Следователь Ибраев сказал, что во время следствия была получена оперативная информация о том, что Асхат Тахамбетов получил от неустановленного лица 50 тысяч долларов
— Что скажешь о следователях? Они выполнили такую большую работу. Они на все сто процентов удовлетворены итогами?
— Следователь из МВД Даурен Ибраев удовлетворен. Во всяком случае, он, как следователь, мне сказал: «Лукпан, это большая удача, что мы нашли исполнителей, при том что их никто в момент преступления не видел».
— А то, что заказчиков у него нет?
— Он считает, что Муслим причастен, но как следователь, он не может его привлечь на основании тех доказательств, которые есть.
— Как ты думаешь, общество должно удовлетвориться таким результатом следствия?
Если нет, то почему?
— Вряд ли нынешнюю ситуацию можно назвать удовлетворительной. Удовлетворить общество может только та ситуация, когда будут названо имя заказчика. Потому что только в этом случае можно говорить о безопасности общества. Для меня это принципиальный момент.
— Каковы, на твой взгляд, для общества последствия того, что имя заказчика останется не открытым?
— Люди еще меньше станут уважать закон. Потому что вне зависимости от того, по каким причинам следствие не смогло установить заказчика, народ это будет трактовать однозначно — законов нет, есть понятия. И одно дело, когда люди видят то, что законы не писаны для большого начальства из Астаны (президент и его семья), и совсем другое дело, когда люди видят, что даже начальство средней руки (власть на областном уровне) может попирать закон. Ну и самое главное — то, что преступление осталось безнаказанным.
— Как ты считаешь, уход Муслима с должности и из области связан с расследованием покушения на убийство тебя?
— У меня есть информация, которая позволяет мне сделать вывод, что это так.
— Ты встречался на очных ставках с подсудимыми. К тебе приходили их родственники просить за них. Какие чувства, мысли оставили эти встречи?
— Трудно ответить. С того момента, когда я видел арестованных, прошло уже много времени с момента преступления, и я был уже здоров. Поэтому я уже тогда был готов их простить. Да и сейчас, когда мама Алмаза Батырхаирова приходит и плачет, мне трудно.
Мне следователь тоже постоянно твердит: «Лукпан, помни, что случилось бы, если бы ты не выжил и мы их не нашли». Я все умом понимаю. Но вот внутри хреново. Я не могу их судить…
— Не суди. Прости. Но оставь закону вершить свой суд.
Как повлиял на тебя тот пережитый тобой страшный момент на тебя, твою жизнь, на твое отношение к своей работе?
— Изменилось мое отношение к тому, что я делаю. Я понял, что не стоит тратить жизнь на обогащение, на пустые мечты и зло. Зло — это то, что мы не делаем. Потому что добро — это наши добрые поступки, а зло — это когда мы не множим добра. Зла в чистом виде как поступков нет.
— Что ты ждешь от предстоящего суда?
— Лично у меня вообще нет интереса к нему. Какая-то непонятная апатия к этой теме.
Как-то перегорело. Скорее всего, да, мне просто некогда об этом думать. То, что в моей жизни происходит сейчас, намного интереснее, чем то, что случилось со мной год назад.

Беседовала Тамара ЕСЛЯМОВА