«Мы все как на фронте побывали» — главный эпидемиолог ЗКО

Вера Запрометова – заместитель главного врача инфекционной больницы по лечебной работе, самый квалифицированный в области врач-инфекционист высшей категории и эпидемиолог. Вера Михайловна является главным координатором врачей по короновирусной инфекции.

Вот уже полтора года она спит с телефоном, по ее словам. На ней распределение больных по инфекционному стационару, консультирование врачей в отделениях по состоянию пациентов, в том числе в районных больницах. И это она подписывает документы о летальных исходах в стационаре – это тоже неизбежная тягота заместителя главного врача.

Мы поговорили с Верой Михайловной о пережитом ею и ее коллегами за это время, и о том, что всем нам следует знать для собственной безопасности.

— Последние полтора года для врачей-инфекционистов – время невероятное по уникальности ситуации и очень травматичное…

— Я бы сказала, что это испытание на профессионализм и прочность. У всех нас был страх перед новым заболеванием, мы все боимся принести вирус в семью. Каждый врач заходит в отделение и думает – не дай бог мне заболеть. Еще и костюмы защитные, работать в них очень сложно. Три часа выдержать сложно, а доктора задерживаются в «грязной» зоне на шесть часов. Врачи вели по 30-40 пациентов, не выходили из отделений с утра до вечера. Многие из врачей не выдерживали и уходили, некоторые даже совсем ушли из профессии. Остались до конца те врачи, кто любит свою профессию.

— Кроме профессионализма, важны ведь еще и человеческие качества?

— Обязательно! Доброта и любовь к ближнему – это самое главное. Если врач будет относиться к пациенту как к ближнему, то все будет хорошо. У нас такая команда подобралась, которая всей душой борется за этих пациентов, и я рада за наших докторов. Я ни разу не услышала от наших пациентов, что врач инфекционист что- то сделал неправильно. Да, не получалось, многих пациентов мы теряли, врачи – не боги. И я знаю врачей, которые рыдали, потому что боролись за жизнь пациента до конца, а он умер.

— Врачи в «грязной» зоне сильно устали и морально, и физически. Что это требует от Вас – их координатора?

— Понять и помочь, любыми путями. Если я вижу, что врач устал, что-то не видит, я стараюсь сама все исправить.

— А для Вас лично эпидемия каким стала испытанием? Ваших физических сил?

— Я на свои физические силы даже не смотрю. Иногда были моменты, когда хотелось все бросить и уйти куда-нибудь. Никакой личной жизни буквально не было, я постоянно была на телефоне. Сейчас намного легче стало, но вначале было очень страшно. Иногда не знаешь, как посоветовать людям, правильно ли это, чтобы не навредить.

— Вы за профессиональную жизнь встречались со многими вирусами и инфекциями. Что скажете о коронавирусе?

— Он самый страшный по летальности. Я даже не могла предположить за свою профессиональную деятельность, что может быть столько смертей, что столько жизней унесет вирус. И «сибирку» мы видели, и тяжелый грипп, и корь, и менингококковую инфекцию, но и предположить не могли, что какая-то вирусная инфекция, капельная, унесет столько жизней! Тяжело было.

— У вас полтора года практического опыта борьбы с коронавирусом. Насколько вы узнали этот вирус?

— Огорчает то, что этот вирус постоянно изменяется. В самом начале мы начали назначать пациентам лечение методом тыка. Стало нормально, мы стали понимать, какое лучше лечение подбирать. Сейчас многим оно уже не помогает, вирус мутирует. Это заболевание очень быстро прогрессирует. Родственники умерших пациентов говорят: «Он пришел в больницу на своих ногах, как же так…». Но за 3-4 дня заболевание стремительно прогрессирует, идет поражение легких до 90 процентов, и таких пациентов мы теряем. Летальность очень высокая у этого вируса.

— В апреле прошлого года, когда стали появляться первые больные, затем в мае, когда болеть начало уже много народа, никто не понимал, что на нас идет, пока в июле нас не накрыло просто волной эпидемии и пошла массовая смертность. А вы тогда сразу поняли, что нас всех ожидает?

— Не сразу. В самом начале были бессимптомные пациенты, поражения организма не было. Это были приезжие люди, снятые с границы. Сейчас мы понимаем, что их не надо было лечить, их надо было наблюдать. Мы думали, что все пройдет. Это был март-май. Когда в мае начало поступать наше население, с каждой неделей нам становилось все тяжелее. В начале июня нас захлестнули большой наплыв пациентов и высокая летальность.

— Май прошлого года памятен тем, что директор вашей больницы Надия Ахметова начала бить тревогу, стала заявлять, что управление здравоохранения недостаточно реагирует на развивающуюся опасность эпидемии, запаздывает с мерами…

— Я очень хорошо помню это время. Это был страх перед инфекцией, отовсюду шла информация об эпидемии в мире. Наш руководитель первой забила тревогу. Мы знали, что самое главное для спасения пациентов – это кислород. У нас с ним была проблема. Маленькая больница с реанимацией на шесть коек, кислород был очень большой проблемой. То, что сделала наш руководитель, никто из врачей сделать не смог бы. Благодаря ее упертости, напористости, ее характеру нам провели кислород на все этажи, и она смогла собрать людей, коллектив. Привлеченных много было: до ста баллонов кислорода за сутки менять надо было. Это очень большой труд.

— А в чем для вас была сложность борьбы с вирусом летом этого лета?

— Высокая летальность, утяжеление заболевания. В прошлом году проблема была с нехваткой мест в стационарах, нехваткой кислорода, но пациенты были относительно стабильнее и легче. Сейчас пациенты очень тяжелые, хотя у каждого врача есть опыт. Тем не менее, летальность очень высокая.

— Прописанные Минздравом протоколы не работают?

— Протоколы помогают в том плане, что мы знаем, что надо назначать, а коррекцию индивидуальную пациенту делает врач. Какая-то системность есть. Редко попадается пациент без сопутствующих заболеваний. Когда ковидная инфекция начинается, она бьет не только по легким, она поражает все органы. Поэтому проводить коррекцию стало очень сложно.

— Причиной внезапных смертей были тромбозы?

— Да, тромбозы и внутренние кровотечения. Гематомы, сосуды. Коагулянты иногда работали, иногда не работали. К нам поступают самые тяжелые пациенты, с низкой сатурацией, поэтому летальность у нас в стационаре самая высокая.

— Вы ведь сами подписываете документы о смерти пациента?

— Да, и это очень тяжело. Особенно, когда молодые, им еще жить и жить. Это страшно.  Винишь себя… Думаешь, что что-то пропустили для этого человека, что что-то надо сделать по-другому.

Приходят родственники умершего. И это снова тяжелый момент. Говорят – он пришел сам в больницу, а почему он умер? Слышишь претензии к нашей работе… И вот стараешься объяснить. Вирус такой коварный, быстро прогрессирует. Его ничем не остановить, он как бы поедает легкие.

— В Вас чувствуется эмоциональное выгорание.

— Да, выгорание есть. Ждешь, ждешь, что будет меньше, наконец, пациентов, что эпидемия прекратится, а она не кончается. От этого сильно устаешь. Хочется освободиться от всего этого и заниматься своими другими пациентами, которые остались в стороне. Мы со страхом ждем, что сейчас еще какая-то мутация вируса пойдет.

— А знаете, до общества еще не доходит вся серьезность того, о чем вы говорите.

— Это очень обидно. Я езжу общественным транспортом, и, когда вижу, что беременные сидят без масок, мне до того обидно. Говоришь им, что это опасно для них, а они машут рукой, мол, отстань от меня. И только когда попадают к нам пациентами, тогда только понимают.

— Есть такая тенденция, что больше детей стало заражаться. Дети стали чаще попадать к вам в больницу?

— В прошлом году были единичные случаи или в легкой форме. Мы госпитализировали детей и наблюдали. У них заболевание протекало не тяжело, все они выписаны, и ни одного летального исхода не было. И сейчас нет летальных случаев среди деток, но заболевание протекает тяжело. Мы стали видеть детей с пневмониями и дыхательной недостаточностью. Все-таки родители своевременно обращаются, когда ребенок заболевает. Взрослые сами еще несколько дней сидят дома, какие-то таблеточки пьют жаропонижающие, а на нездоровье детей быстро реагируют.

— Вы можете спрогнозировать, что будет дальше? Ожидать ли нам четвертую волну эпидемии?

— Хотя население не верит, но прививки – единственный шанс остановить вирус. Да, есть случаи, когда заболевают вакцинированные, и даже летальные случаи есть среди них, но это там, где идут осложнения сердца, почек. Поэтому прививаться надо всем, независимо от возраста. В России начали прививать беременных на ранних сроках – 28 недель. У деток женщин, прошедших вакцинацию до того, как узнали, что беременны, были уже антитела, и они были здоровые. Остановить вирус может только вакцинация.

— За это время на таком практическом и болезненном опыте инфекциология, наверное, сильно укрепилась?

— Реально мы все как на фронте побывали. Раньше у нас у всех была узкая специфика. Сейчас наши специалисты расширили свои возможности, и не теряются, видя острый инфаркт миокарда. Они могут запросто оказать любую неотложную помощь. Это все пригодится в жизни в дальнейшем. Наши молодые врачи четко знают, кого надо отправлять на гемодиализ, умеют снимать любые приступы. У нас педиатры стали лечить взрослых, и хорошо лечат. И в дозах ориентируются. Хотя вначале им было очень сложно.

— Я читала многих врачей – российских, американских, израильских, и у них до сих пор нет определенности в отношении протокола лечения. Появилась ли в используемых вами протоколах  какая-то однозначность в лечение?

— Сейчас тоже однозначности нет. Вот ремдесивир убрали из протокола лечения. А мы видим эффективность этого препарата, и мы на него указывали в консилиумах, назначали многим пациентам и спасали жизни. И мы убедили Министерство здравоохранения, что этот препарат работает, и его вновь внесли в протокол лечения.

— Четвертая волна эпидемии будет?

— Думаю, что будет. Население до сих пор не может понять, что надо беречься. Сейчас открылись школы, и мы думаем, что будут массово болеть дети. Меня страшит октябрь, когда отменят доплату за работу в инфекционных больницах. Многие привлеченные специалисты, особенно узкопрофильные, потеряют в зарплате. Инфекция особо опасная, но убирают доплату, как будто она обычная. Обещают, что что-то будет взамен, но приказа еще мы не видели. Я думаю, мы просто потеряем многих специалистов.

— Практический совет родителям: на что следует обращать внимание? На какие симптомы у ребенка?

— Сразу после школы руки мыть, переодевать одежду – как правило. А симптомы вирусной инфекции – они все одинаковые. Хочется, чтобы родители своевременно обращались, а не занимались самолечением. Они могут только навредить.

— Знаете, меня поразило, что Вы, рассказывая о столь изматывающем периоде жизни, своей и коллег, употребили слова «доброта и любовь».

— Надо любить своих пациентов. Добрым словом можно успокоить, поговорить спокойно. Некоторым пациентам, если врач погладит по руке или по голове, сразу становится легче.

Беседовала Тамара Еслямова